Органы управления архивным делом в субъектах Уральского федерального округа
Управление архивами Свердловской области
Управление по делам архивов Тюменской области
Государственный комитет по делам архивов Челябинской области
Служба по делам архивов Ханты-Мансийского автономного округа - Югры
Служба по делам архивов Ямало-Ненецкого автономного округа
Послереволюционная волна иммиграции в регион связана с гражданской войной в России. В 1920 г., после поражения Колчака, только в Монголию из Сибири бежали десятки тысяч белогвардейцев, казаков, гражданских лиц. Но, за редким исключением, эмигранты использовали территорию Монголии для транзита в Маньчжурию, отчасти - в Синьцзян и Тибет.
Ликвидация в 1922 г. последнего очага сопротивления белых в Приамурье спровоцировала значительный отток эмигрантов из Северной Маньчжурии в более южные районы страны. К 1924 г. в Маньчжурии, в первую очередь в Харбине, оставалось до 100 тысяч эмигрантов. Как и прежде, в Северной Маньчжурии русские осели в зоне КВЖД. Широко представленные в послереволюционной волне интеллигенты - ученые, преподаватели, врачи, музыканты, артисты - придали мощный импульс культурной жизни местных русских.
Массовый характер переселение русских из Харбина в крупные портовые города, преимущественно в Шанхай, приобрело с середины 20-х гг. После заключения в 1924 г. между Китаем и СССР Мукденского договора, предусматривающего, в частности, восстановление паритетных прав советской стороны на эксплуатацию КВЖД, возможности для экономической адаптации послереволюционных эмигрантов резко сузились.
Местные русские старожилы были отнюдь не склонны к активному переселению из "полосы отчуждения". Появление ограниченного числа китайцев в администрации и банках КВЖД после Мукденского договора не поколебало их гегемонии в экономической сфере. Кроме того, железнодорожникам предоставлялась альтернатива - сохранить работу, приняв советское либо китайское подданство. Тяготы гражданской войны прошли мимо русских старожилов, и поэтому они были настроены весьма миролюбиво к советским властям.
Русское население зоны КВЖД, в первую очередь Харбина, отличалось весьма высоким образовательным цензом. По размаху научной и педагогической деятельности русской диаспоры Харбин уступал лишь Парижу и Праге. Послереволюционная волна способствовала сохранению Харбином и всей "полосой отчуждения" русского облика.
Условия для широкомасштабной реэмиграции созрели к концу 20-х годов в связи с усилением в Маньчжурии агрессивности китайских, а после 1931 года - японских властей. С развязыванием японской агрессии на северо-востоке Китая начался отъезд русских из зоны КВЖД, главным образом, в Шанхай (советские граждане имели возможность реэмигрировать в СССР). Массовый отток русских из Маньчжурии произошел после продажи советской доли собственности железной дороги Японии в марте 1935 г.
На рубеже 20-30-х гг. на фоне почти полного прекращения эмиграции в Европу исход из Сибири и Дальнего Востока в Китай получил новый импульс. В связи с коллективизацией и экспроприацией в городах Советского Союза стремительно увеличивалась численность малоимущих эмигрантов, тысячи беженцев осели в Харбине, Шанхае, Тяньцзине, Мукдене. Параллельно мощный поток раскулаченных крестьян двинулся в Синьцзян из Казахстана. В начале 30-х гг. туда из охваченных голодом районов прибыло значительное число беженцев. Русские общины существовали в Пекине, Мукдене, Чанчуне, Даляне, Порт-Артуре, Циндао, Калгане. Местная православная миссия содействовала обустройству наиболее обездоленных беженцев.
В общей сложности на территории Китая в начале 30-х гг. XX в. проживало, по меньшей мере, 400 тысяч выходцев из России. Считается, что подавляющая часть культурных достижений русской эмиграции в Китае связана с Харбином. До середины 30-х гг. Харбин оставался ведущим культурным и религиозным центром русской диаспоры Китая и, прежде всего, Маньчжурии.
Русские жители Шанхая в большинстве своем выросли и получили образование в Харбине. Они стали мощной интеллектуальной силой Шанхая, занимавшего лидирующие позиции в китайской экономике и ставшего главным центром притяжения русских из Маньчжурии, что стимулировалось особым статусом иностранных сеттльментов. Нестабильная политическая ситуация спровоцировала к началу 40-х гг. исход многих состоятельных эмигрантов из Шанхая. Однако численность русской колонии в этом городе по-прежнему оставалась довольно внушительной.
Русскими в Китае организовывались различные общества и комитеты, театральные студии, библиотеки. Они занимались распространением русской литературы, выпускали свои газеты - «Шанхайская заря», «Русское слово». Был даже издан в 1933 г. альбом «Русский Шанхай», в котором описывалась и подробно иллюстрировалась жизнь русской диаспоры в Китае.
После образования КНР и опубликования указа о порядке получения советского гражданства тысячи наших соотечественников выехали в СССР. Но большинство русских в Маньчжурии не стремилось к немедленному отъезду. Десятки тысяч русских, приняв советское гражданство, включились в торгово-хозяйственную деятельность, тем более что предусматривалась совместная паритетная эксплуатация КВЖД, и русский персонал мог вновь появиться в Южной Маньчжурии.
В совершенно иной ситуации оказались русские в Шанхае, многим из которых инкриминировались тесные связи с британскими и французскими колонизаторами, японскими оккупантами. Эмигранты интенсивно уезжали уже с 1947 г., а массовый исход, положивший конец русской общине Шанхая, произошел после 1949 г. Большинство шанхайских русских, в отличие от своих соплеменников в Маньчжурии, предпочло перебраться не на историческую родину, а, прежде всего, в США (Сан-Франциско, Нью-Йорк), Австралию, Филиппины и другие страны. Но если эмиграция из Шанхая обусловливалась народной революцией в стране, то последующие всплески оттока русских - обострением противоречий между СССР и КНР.
Передача в 1952 г. Китаю советской стороной прав на бывшую КВЖД спровоцировала превращение слабого ручейка реэмиграции из Маньчжурии в полноводный поток. Некоторое охлаждение двусторонних отношений после смерти И.В. Сталина способствовало дальнейшей активизации отъезда русских. Последняя наиболее значительная волна возвратных миграций из Маньчжурии относится к 1956 г. Этому благоприятствовал курс советского руководства на интенсификацию развития республик Средней Азии и Казахстана.
Переселенцы из Китая также направлялись и на освоение целинных земель. В частности в Курганскую область в период с 1954 по 1955 гг. прибыло 565 семей в количестве 2076 человек. Однако с момента прибытия и размещения, некоторые из них, в частности инженерно-технические работники, бывшие служащие и другие люди в недавнем своём прошлом не занимавшиеся тяжёлым физическим трудом и сельским хозяйством, начали искать возможность переезда на жительство в другие, более промышленно развитые области.
Стремясь переехать из сельской местности в крупные города, они начали активную переписку с проживающими в них родственниками и знакомыми. А так как тайна переписки не соблюдалась, и письма самым тщательным образом просматривались, а отдельные «особо интересные» места конспектировались, то теперь, читая спецсообщения начальника управления КГБ можно узнать о впечатлениях, произведённых родной страной на новых её граждан.
Радужные обещания агитаторов развеялись как дым после прибытия в Россию. Вот одно из писем рабочей в совхозе: «Сюда мы поехали потому, что поверили агитации, что хорошая жизнь, а на самом деле здесь ужас, одно горе, собачья жизнь. Если бы нас отпустили обратно, то мы не остались бы ни одного часа здесь». Эти обещания покинуть родину и вернуться в Китай, или уехать куда угодно, лишь бы покинуть это гиблое место, встречались в письмах довольно часто: «... если бы можно было обратно, то я убежала бы в Китай бегом и раздетая, так вот как нас встретила мать - Родина». Оставшихся в Китае родственников строго-настрого предупреждали ни в коем случае не приезжать в Союз.
Впрочем, такое отношение не удивительно, вместо обещанной счастливой жизни получилось вот что: «Муки у нас ни за какие деньги не купишь ... вообще у нас сейчас еда - хлеб да вода, вот всё наше питание», «...хлеб вообще не едим, а если и едим и то раз в неделю...», «Как Вам известно, мы попали в совхоз и там думали, что сдохнем с голоду...». В результате - «...ребятишки у нас стали как рахитики...», «Все похудели, отец на себя не похож, не наедается. Он любит мясное, а его нет... Хлеб жуткий, сырой и тёмный».
Что касается жилищных условий, то и там обстановка сложилась не лучше. В письме М.П. Чан-Ми-Лин (Рыбкиной) сообщается, что по приезду из Китая их, 45 человек реэмигрантов, поместили в общий барак с земляным полом. Другие письма рисуют такую же картину: «все живём не одни, толпимся как в курятнике...». Впрочем, находились места и похуже, из письма разнорабочей Ново-Петропавловский МТС Уксянского района Курганской области известно: «Мы попали сравнительно в хорошие места, переписываясь с ... Тоней (проживает в Казахстане), она пишет «голая степь», живут в землянке ... в коровнике 8 человек. Вот это кошмар».
Реэмигранты, однако, были не одиноки в своих несчастьях, местные жители тоже не купались в роскоши. Перед глазами прибывших в Россию переселенцев предстала печальная картина: «Здесь женщины плохо выглядят, все худые, бледные... Ездила недавно на кладбище, какое убогое, нищих много сидит около ворот, поют молитвы, отпевают покойников. Очереди очень надоедают, за всем стоят, да ещё ругаются, даже дерутся...», «... вообще здесь дома плохие, покосившиеся, так что видна разруха. На бумаге одно, а в действительности - другое». И это спустя 10 лет после войны, 12 лет после образования области! Всё та же печальная картина всеобщей неустроенности.
Впрочем, нельзя сказать, что местные власти совсем уж ничего не делали для обустройства граждан, прибывших из Китая. Например, постановлением бюро Мишкинского РК КПСС от 30 ноября 1954 г. было выделено 30 пар тёплой обуви для продажи реэмигрантам (в Китае, однако, не надо было выпускать для этого специальное постановление, там можно было просто прийти в магазин и купить), так же была организована швейная мастерская и приняты другие меры для скорейшего трудоустройства переселенцев. В остальном же, для улучшения впечатления от родного края партработников призвали усилить массово-политическую работу среди граждан, прибывших из Китая.
Но словами сыт и одет не будешь, и многих не покидало постоянное ощущение отчаяния и безнадёжности: «Я страшно похудела и поседела, плачу каждый день и скучаю, просто нет моих сил всё это пережить...», «Кабы не Колька (сын), я бы давно покончила с собой». Оставаться жить в таких условиях было невозможно, и многие бежали в более развитые районы страны.
Правящие круги СССР, в отличие от местных властей, действовали более корректно, но тоже не питали доверия к репатриантам. В повседневной жизни репатрианты продолжали подвергаться явной или завуалированной дискриминации, в частности, при выдвижении на руководящие должности, при приеме в партию и комсомол, при поступлении в высшие учебные заведения и др.
Пламенные призывы «Родина вас зовёт - Родина вас ждёт - Родина вам всё прощает» оказались ловушкой для многих семей, поверивших в то, что дома их ждут. Но только дома их ждали разве что в качестве дешёвой рабочей силы. Жизнь в Китае, на чужбине теперь многие вспоминали с ностальгией. Там они были хоть и чужие, но свободные. Хлеб Родины оказался горек. Возвращение для иных обернулось тюремным заключением, ссылкой. Родина не прощала ничего и прошлого никогда не забывала. Глядели с подозрением на тех, кто много лет жил по-другому и в другой стране. В архиве общественно-политической документации Курганской области хранится следственное дело одного из реэмигрантов Владимира Ивановича Никонова, арестованного в 1950 г. в Кургане по обвинению в участии в контрреволюционной белогвардейской организации. На момент ареста он занимал прозаическую должность кладовщика Курганского горпищекомбината, в то время как в Шанхае он заведовал библиотекой «Русское дело» генерала Н.М. Щербакова (одна из крупнейших русских библиотек в Шанхае), руководил театральной секцией «Союза русской молодёжи» (в ней ставились пьесы, декламировали стихи русских поэтов, проводили вечера русских народных песен). В 1919 г. он, сын богатого купца, добровольцем пошёл в белую армию. Пройдя сквозь огонь гражданской войны он, с отступавшими отрядами попал в Китай, где жил до 1947 г. Помимо работы в сфере пропаганды русской культуры, он перепробовал ещё много самых различных занятий в основном коммерческого характера. Человека с таким «ярким» прошлым не могли не заметить органы госбезопасности. Работа в филиалах европейских фирм, приобретение собственной закусочной, работа в различных русских эмигрантских общественных организациях, таких, например, как «Русский эмигрантский комитет», «Русское общественное собрание», да и сам факт службы в белой армии уже являлся достаточным основанием для ареста. Ну, никак не подходил В.И. Никонов под стандартный образ «советского человека», как не подходили под этот стандарт и многие другие реэмигранты.
Это были люди из другой эпохи, выросшие в других условиях, помнившие дореволюционную Россию, знающие как живут люди в других странах и привыкшие к совсем другим общественным отношениям. Исполненные надежд, они возвращались на Родину, но зачастую оказывались чужими среди своих.
Александра ПУШКАРЕВА
,